Внутреннюю раздёрганность, суетливость и даже слабость Вадим Палыч почувствовал ещё на работе, когда стали перетаскивать мебель из их кабинета в библиотеку (ремонт – а он почему-то всегда не кстати). Вадим Палыч вспотел, пиджак хотел сбросить, но спохватился – замедлил движения, стал ловить температурный баланс: и подсохнуть чтоб и не покрыться испариной снова. Затем его прошиб озноб…И это ведь очень хорошо, подумал Вадим Палыч, что застукал, так сказать, наличие в организме простуды… да. Затем был, разумеется, выпивон по случаю передислокации, и Вадим Палыч принял самую малость (свою норму) и слинял из коллектива без всяких проволочек, зная по опыту, что «перебор» в подобном состоянии нестояния чреват… Как сказал бы приятель Веня: «Привязанность иссякла в связи с отсутствием присутствия» (но это, пожалуй, из другой арии).Но, видимо, и норма оказалась нынче не вполне нормальной: он заметно, ощутимо окривел, его даже слегка бросало на смене галса – заносило, что называется, на повороте. И он, усмехаясь фаталистически, делал над собой усилие, чтобы в нужный временной отрезок вписаться в кривую маршрута (минуя, к примеру, комнату милиции в метро или при входе на эскалатор), собраться с силами и выглядеть сообразно законопослушному гражданину. И это ему удавалось, благодаря хотя и пресловутому, но всё же автопилоту, настроенному достаточной житейской практикой. Впрочем, иной страж порядка и рад бывает, если видит, что гражданин хотя бы силится выглядеть прилично (тогда и у него есть отмазка, если начальство прищучит: артист, скажет, провёл на мякине), - но это опять же в случае какого-то непорядка, а так, что ж, все мы люди и понимаем: чрезмерное рвение также подозрительно: а не дурак ли он? – может задаться вопросом то же самое начальство).Но у некоторых штатских взгляд не в пример обывательскому намётан профессионально, - правда, с особым прицелом… На платформе к Вадим Палычу подрулил мужичонка с физиономией не то казаха, не то кавказца (метис? - причём, без всякого расизма – лишь констатация зрелого наблюдателя - другой, так сказать, менталитет) и предложил дёрнуть по стопарику (ему одному, видишь ли, не климатит). Однако Вадим Палыч уже имел подобный опыт (на пробу) – не то чтоб не лыком шит, но полсотни годков не даром же просвистели: не очень-то приятно сызнова наступить на те же самые ржавые грабли и очнуться морозным утром в чужом подъезде без куртки и башмаков и одурманенным до панически клинического, а проще выражаясь – до слабо вменяемого состояния – с единственной эмоцией за пазухой – истеричным перепугом. После, добравшись-таки до дому в тот достопамятный денёк и прочухавшись, и будучи, так сказать, человеком философского пошиба, сформулировал для себя новый опыт следующим образом: «Это у них такой бизнес. Нам, пожалуй, достаточно. Пусть ищут новых клиентов».«Ну уж нет, позвольте, - подумал Вадим Палыч и теперь, то есть сегодня, пытаясь вглядеться в карие глаза непрошеного бизнесмена, - в мои лета при повторении подобного  экстрима можно окочуриться…» То есть Вадим Палыч рассуждал и рассуждал, как видим, вполне здраво. Поэтому он слабо махнул рукой – чур, мол, тебя, нечистая сила! - и шагнул к электричке.- Тогда, может, пивка? – попытался удержать его назойливый бизнесмен.- Не-не, пардон, моя твоя не понимай. – И опять про себя: «То за народ меня не считают, - козявка я, видишь ли, то вдруг пивка им, вишь, не жалко… Врё-ёшь – не возьмё-ёшь… это ещё бабушка вилами по воде сказала надвое…», - то есть от волнения совокупив две пословицы в одну и не заметив этого.«Но с другой стороны, почему нет… задарма? От пивка ещё никто… Минутку-минутку!.. – И передразнил себя: - С одной стороны – с другой стороны… В любую сторону что-нибудь всегда есть. И плюс - в том же числе. Но!.. Умён ты, брат… с опозданием на две недели, скажем…» Это опять намёк на русскую пословицу: «Русский мужик задним умом крепок».Нет уж - нет уж, в самом-то деле, после всяческих «Норд-Остов» как-то совсем не хочется верить любому встречному поперечному… Фатализм до тех пор хорош, Гаврош ты эдакий, покуда палец собственный не прищемишь. «Не надо! Зачем?» – как говаривал упомянутый уже Веня.Вадим Палыч не пошёл сразу в тёплый вагон, справедливо полагая, что в тамбуре ему легче будет придти в равновесие. И, в общем-то, не ошибся. Потому что когда знакомый мужичок-метис появился вновь – а появился он со стороны вагона и, не открывая дверей, через стекло внимательно посмотрел клиенту в глаза – Вадим Палыч понял, что не ошибся относительно бизнеса, и ответил таким же внимательным и заинтересованно враждебным взглядом, так что мужичок развернулся и пошёл – разочарованный – в обратную сторону.- Вот так-то лучше, - сказал себе Вадим Палыч, обдумывая: что лучшего мог бы он придумать и предпринять в данном режиме самочувствия. – «Вмазать без предупреждения в торец?!. И – дёру?!.» - Хотя сомнительно: не в одиночку же они пасут свой контингент-электорат. Ещё бы и в историю вляпался. Поди потом докажи, что не верблюд, когда уже кастрировали.  «Клиент не всегда прав в таких ситуациях», - ох уж этот Веня, задолбал своими сентенциями. Так что довольствуйся, Вадим Палыч, хотя и банальным, но всё же благополучным исходом.На Луговой, что ли, его мысли перебили, потому что в тамбур ввалилась... толпа. Сумбур, короче. Вадим Палыч едва успел отскочить к противоположным дверям, иначе снесли бы. Громоздкая тётка впереди. Её поддерживал мужик и хрупкая девчонка. То ли двери для них троих оказались узки, то ли оттого, что мужик держал в руках ещё и ведёрки, завязанные поверх сырой тряпицей-рогожкой (с рынка, знать, капусткой и огурчиками домашними приторговывал, да и не один, а с той же тёткой, после чего и погрелись водочкой), но тётка оторвалась-вырвалась и плюхнулась на заплёванный пол, так что вагон покачнулся.- Ой, да помогите ж! – взвизгнула девчонка. Вадим Палыч подхватил упавшую тётку под мышки, но лишь охнул от боли в пояснице. Поэтому зло чуть ли не заорал:- Так помогай, доброхотка! Чего пищать? Помогай! – И девчонка сунулась помогать. Но и вдвоём обмякшее грузное тело поднять не удалось. И Вадим Палыч отступил:- Пусть слегка оклемается. А то кисель сплошной. Не ухватишь.И вдруг улыбнулся распахнутым в испуге девчоночьим глазам:- Ничё-ничё, ребята сейчас помогут.Двое парней, впрыгнувшие в тамбур последними, протиснулись, приподняли тётку, им помог мужик с вёдрами (то есть он уже ими брякнул об пол), распахнули двери в вагон, и уже там началась суета-сутолока: кто-то просил-требовал освободить место, кто-то возражал, что всякой пьяни места уступать замучаешься, третий: «Сердце у неё, сердце!.. Валидолу!..» Словом, Вадим Палыч и эта девчонка-пискля остались в тамбуре и, смущённо поглядев друг на друга, перевели дух. Девчонка тут же отвела большие пугливо дрогнувшие зрачки, а Вадим Палыч по привычке своей усмехнулся – это ему всегда помогало отстраняться:- Отбой. Расслабимся.И минуту-другую действительно оба выравнивали «кардиограмму». Затем девчонка – а Вадим Палыч уже рассмотрел её с пристрастием, в подробностях, и проникся и прозрел, что называется… нет-нет, вовсе уже не девчонка перед ним – барышня настоящая, только миниатюрная: фигурка точёная, личико свеженькое, неглупое при том (студенточка?), целеустремлённое, жадное до новых впечатлений; глазки большие, эмоциональные, поблескивают при каждом внутреннем импульсе, губки… так что да, барышня, - опять заволновалась:- А вы не знаете: на Катуаре останавливается? – и голос у неё оказался вовсе не писклявым, а очень даже мелодичным.Вадим Палыч пожал плечами:- Чего-то объявляли, да как-то… ни к чему. Мы ж тут копошились… с вашей протеже.И глаза у барышни стали постреливать то в левые стёкла дверей, то в правые, в надежде различить в сумраке проносящиеся мимо платформы. И Вадим Палыч, помня ещё свои мысли о недавних событиях на Дубровке, подумал, что, очевидно, не всех оставили равнодушными эти события, страх – неосознанный, быть может, - неким генетическим посылом в будущее всё же поселился в душах. И эта вот пигалица тоже, знать, обрела такой опыт… и боится своего «норд-оста». Впрочем, чего это он запереживал на её счёт? Девчонка, она, пожалуй, не столько террора опасается, сколько обычного насилия… однако не одно ли это и то же?.. (Однако надоела Вадим Палычу вся эта философия. При том за уши, похоже, притянутая.)- Что, промазали? Бывает. Зато женщине помогли. Добро сотворили. Библии, небось, не читали? – И опять усмехнулся, не поймав в ответ любопытства на своё умничанье («Какая ей библия сейчас?») – Ну да ничего, на Икше сойдёте… - Тут Вадим Палыч был вынужден придержать барышню за локоток, потому что электричка как раз начала тормозить: - Нет-нет, не здесь. Вокзала нет. И темень, к тому же. А с Икши обратно много всяких идёт. Прицепитесь к каким-нибудь бабам с поклажей и через мост… там фонари. А по путям не ходите - каблуки свернёшь. У этих же баб и поспрашаете. Да и это… по динамику сообщат. - Затем, помолчав: - А что на Катуаре? Кто ждёт? На какую-нибудь вечеринку? Тоже понятно.Был Вадим Палыч разведён пятый уж годик, но жил себе, естественно… (впрочем, он не был уверен, что слово естественно уместно в наше время, время этаких всяких назойливых меньшинств… хотя, может, - рассуждал он в минуту раздражения, - это лишь так, по телику мелькает энное количество, а на деле как было, так и есть – процент неизбежного ассортимента природы-родительницы? Или эксперимента?.. Впрочем, на эту тему Вадим Палычу также давно наскучило дискутировать как на работе, так и вообще. Если кто-то интересуется, как там в Европе соблюдают права человека, то это его личное дело, а он об этом услыхав, когда ему было далеко за тридцать, воспринял с тем равнодушием человека, которому уже поздно осмыслять некоторые вещи, тем паче никакой охоты, поскольку никакой охоты и нет. Не трожьте вы меня с новыми веяниями, оставьте загорать под прежнем солнышком. Я же ваших идеалов не тереблю!..) …естественно, у него имелась постоянная женщина, потому как в пятьдесят совсем одному быть ещё и рановато и не очень-то складно. И тем не менее закрепленным законным порядком отношениям он предпочитал ныне брак гражданский. И хотя Гертруда давно надоела ему своими жалобами на жизнь – на безденежье, на бытовые дрязги, на сотрудников-коллег, на сына, в конце концов, - короче, на всё… он вполне нормально с ней мирился. И даже позволял себе подтрунивать над ней: «Если дать тебе всё и даже больше, чем ты сможешь употребить себе во благо, всё равно ты, по натуре уж так, будешь недовольна этим миром и вряд ли станешь счастливее. И меня, между прочим, ты держишь и терпишь не по любви, а как переходный вариант – до той поры, пока не явился твой настоящий принц.» И он приходил к ней раз в неделю (в основном, когда сын её уходил в ночную смену) и старался быть лояльным...  Короче, жил себе сносно и в ус не дул. То есть об  интрижках, тем паче с молоденькими (в чём его постоянно подозревала жена законная, а теперь, стало быть, бывшая) не помышлял уж так сильно, как принято в народном фольклоре: дескать, седина в бороду – бес в ребро. Увы, не всякий мужик способен похвастать этакой прытью. Есть, знаете ли, некая уравновешенность в той же самой природе, есть… а лучше сказать: есть бабы умные, а есть… то же самое, и у мужиков, впрочем. Был ли наш герой умён, нормальный вопрос? Возможно. Но не о том речь. Да и ручаться за кого бы то ни было великого стимула нет. Одно заметим, не был он совсем уж и прост, так (как при сегодняшнем раскладе) – горазд был разыграть из себя простачка: меньше спрос, а тем более с устатку - кем только не прикинешься, лишь бы выпутаться из какой-нибудь передряги или хотя намёка на таковую. Ну а на самом деле служил он в серьёзном учреждении, имел степень даже научную. Но вот именно: коси под дурочка, коль не совсем дурак. По нашей жизни оно и спокойнее выйдет. Впрочем, опять же к слову: на трезвую голову оно бы и совсем не так, скорее всего, рассуждалось…Но потому, знать, и общался наш Вадим Палыч с девчонкой именно вот так, что трезвым как стёклышко не был. Как с дочкой, скажем. Жалеючи. Заботливо. Участливо. Э-э, мол, сколько тебе ещё шишек набить предстоит, дурочка смазливая, ишь какое добродушие в твоих порывах юных сквозит. И, разумеется, сленг соответственный, на молодёжный жаргон дабы смахивал.Поразмышляв подобным макаром, Вадим Палыч заглянул в вагон, где на ближнем сиденье лицом к тамбуру разместили упавшую женщину. По её разбросанно-неряшливой посадке можно было предположить, что она действительно крепко набралась, но по бледному и обмякшему лицу могло показаться, что и обморок был вполне натуральный: уставший лик, равнодушный до любых внешних проявлений… Этак бывает после бешеных порывов, когда думаешь: ну чего это я мельтешил?.. мелочь всё, чуть не сдох из-за пустейшего пустяка.- Н-да, - сказал уже вслух, - может, и впрямь день неблагоприятный… У меня календарик есть. – И, сунув руку в карман якобы в поиске, глянул на девчонку: внимает ли? - Или диабет. Такая полная женщина… толстушка, с центнер, не меньше. Вполне мог удар хватить от перегрузок. – И Вадим Палыч подмигнул: - А я поначалу, признаться, разозлился.Барышня отвлеклась от своих соображений и взглянула внимательней и с укоризной как бы, оттого Вадим Палыч поспешил разъяснить:- Да! Знаете ли, второй уж день от баб страдаю. Вчера, например, с третьего пути отправляли… на нашей станции, я имею в виду. Первые два ремонтируют. Шпалы, кажись, меняют. Ну. И соорудили две приступочки из досок. А народ, как обычно, волнуется – не успеть. Я-то, что ж, уцепился за поручни и вспрыгнул с полотна, с земли то есть. А тут баба за мной, кило на полтораста. Ой, сынок, пособи. Сынка нашла! Ну я и пособил. Поясницу сорвал по её милости. И сейчас, когда э-эта бабища ввалилась, я и взвыл… мысленно, конечно. Тебя только на мою… поясницу не хватало. Такие вот дела. – И Вадим Палыч поцокал языком: - А вот и твоя станция… готовьсь.Электричка стала замедлять ход, пассажиры в вагоне повскакивали с мест и Вадим Палыч зорко приценился к выходящим:- Вон за той мадамой чернявенькой держись – у неё и спросишь.Девчонка козочкой соскочила на перрон и обернулась – с неким ожиданием, как показалось Вадим Палычу, во взоре.- Счастливо, - помахал он ей и она сразу повернулась к мадам, на которую ей указал попутчик, и Вадим Палыч понял, что ошибся в выборе: мадам засылала девчонку совсем не в ту сторону – как раз через неосвещённые пути в противоположной стороне платформы. «Зараза! Не знаешь – молчи! Вредительница, едрёна вошь!»Девчонка дёрнулась туда-сюда и замерла в раздумье.Двери съехались, чуть не прищемив Вадим Палычу лицо, он выругался и неожиданно посмотрел на стоп-кран, и в следующее мгновение повернул его книзу. Шипение и резкий голос в динамике:- Закрой тормоз, придурок! Всё равно не выпущу! По твоей милости торчать будем! Все слышат? По его милости!Вадим Палыч метнулся в вагон, надавил кнопку переговорника:- Открой, браток, прошу!- Я те открою! Я щас приду, подожди! Наряд милиции, пройдите по вагонам! За что вам деньги платят?!Вадим Палыч скоренько переместился в соседний тамбур.«Ну и чего бы я сказал ей? – размышлял он чуть погодя, закуривая. - Поехали со мной?.. Утром воротишься?..»- Да ну вас… всех! А баб в особенности! (Баобаб! – репертуар приятеля не отпускал и тут, рефреном следуя основной мысли.) Самому б в живых остаться…Однако до самой своей станции пытался Вадим Палыч угадать, какой бы ответ она ему выдала. Сойдя на платформу, потоптался, пропуская вперёд шибко спешащих, после чего, убедившись, что на углу здания вокзала не пасут линейные милиционеры («Уж больно вы наловчились вылавливать… поддатых чтоб и одет прилично…»), направился в буфет.- Это дело надо загасить пивком. А как же. Чтоб усы не топорщились.- Да ла-адно, - сказал себе, уже выпив половину кружки, - моя баба тоже ничего.Но про себя этак осторожно и с недоумением даже прикинул: а рассчитывал ли он, вообще-то говоря, на что-то – ну так, отвлечённо если, в принципе? - или всё же действительно забеспокоился о живой и неопытной душе?- Тьфу ты, какая там, к чёрту, неопытная! Душа! Душа им покоя не даёт! Им не душа, а нечто другое треба, да!- Это ты прав! На все сто! - откликнулся мужик с соседнего стола и приподнял в знак солидарности свою кружку.Однако истории этой не суждено было закончиться столь пресно и невыразительно. К сожалению или к счастью – подождём…Когда Вадим Палыч явился наконец домой, он уже не ощущал свои ноги твёрдо попирающими землю – груз пива давал себя знать. Ну это понятно. Понятно, что и голова соображала не столь блестяще… Резонно также будет заметить, что наслоение алкоголя на простуду даёт иной раз довольно-таки шизофренический оттенок, чего, собственно, и опасался Вадим Палыч, когда ещё на работе обратил внимание на чрезмерную потливость и слабость в коленках.И тут этот телефон – ох, не любил он поздних звонков!.. Но трубку взял.- Я по объявлению, - сказал знакомый голос будто бы (быть может, оттого, что за мембраной трепетал ещё какой-то посторонний фон? Не будем всё подряд сваливать на шизофрению).Вадим Палыч напряг память: «Объявление, объявление… объявление?.. Какое объявление?»- Ну? – Ему вдруг стало любопытно узнать, какое он мог бы дать объявление и куда.- По поводу знакомства.- А-а!.. Понял. Это не ко мне. Вот завтра будет матушка моя – это она племянника женить хочет. Ей звоните. Она вам всё расскажет, и у вас всё выспросит – ей интересно. Так что готовьтесь. А я… я, собственно, не в курсе.- И телефона не знаете своего племянника?- Ну почему, знаю, только мне он, сами понимаете, не племянник, а двоюродный брат, - и Вадим Палыч назвал номер.Только Вадим Палыч примостился на кухне поклевать чего-нито на сон грядущий и помышляющий при этом тяпнуть для полной лакировки желудка и психики стопарик перцовки, как вновь зазвонил телефон.- Привет, - говоря так, он был в полной уверенности, что это Гертруда его (ну та самая женщина, о которой мы уже мельком упоминали).- Знакомый голос, - донеслось ему в ответ.- Ещё бы не знакомый! – воскликнул он и принялся уверять, что всё-всё он помнит, но просто припозднился с работы – там, видишь ли, ремонт и прочее… И так оправдывался минуту-другую, при этом всё больше и больше удивляясь, что ответы Гертруды несколько странны. Стоп, сказал себе наконец. И в трубку:- Вы кто? – Конечно, будь он трезв, он бы выразился куда аккуратнее, интеллигентнее, но в эту минуту у него пошло, к тому же, некое смещение в голове: даже при полном здравии, согласитесь, бывает такое, когда человек обнаруживает, что находится несколько в иной плоскости общения, чем предполагал до этого.- Я вам недавно звонила по поводу знакомства.- А-а!.. И что?- Мне не понравилось.- Что не понравилось?- Голос вашего племянника.- Он мне не племянник, а двоюродный брат, сколько можно повторять… - и спохватился: зачем он это говорит? – Подожди-ите, сударыня, я-то тут при чём?! Не понравился один голос, ищите другой.- Мне ваш понравился.Вадим Палыч отнял трубку от уха и посмотрел на неё, как на предмет, который выкинул номер, ему несвойственный и, стало быть, не ожидаемый.- Позвольте! – рявкнул он и сам спохватился – это опять черезчур резко.- Нет-нет, я вас не разыгрываю. Но дело даже не в этом…- Ну и в чём-в чём? Говорите поскорей и покончим… - оставленная на столе рюмка обожгла ему память и вызвала приступ раздражения.- Мне в самом деле почудилось, что мы знакомы… и голос… вот…Вадим Палыч опять посмотрел на трубку с укоризной – может, её попросту положить на аппарат и вся недолга?- Послушайте, что вы хотите? Только вкратце. В самом деле, это слишком!.. на сон грядущий.«Тьфу!»Голос стал излагать какую-то… чушь – не чушь, но близко к этому, и Вадим Палыч шмякнул-таки трубку на её законное место. Идя на кухню, он глянул на себя в коридорное зеркало и не понял: какое у него лицо. Досадливое – да, растерянное – нет… но какой-то оттенок неудовольствия присутствовал. Так и не сообразив, он поправил свалявшиеся под кепкой волосы, которые обычно расчёсывал, заходя в квартиру (сегодня вот позабыл), и – взял рюмку…

От звонка он чуть не подпрыгнул, едва не расплескав лечебную настойку, потом два раза вдохнул и выдохнул через нос и выпил. И только после этого пошёл в комнату.

- А теперь чего? – уже не сдерживаясь и ехидно поинтересовался он, включив динамик. – Чего молчите? Излагайте! И прошу: по делу, только по делу! Дело говорите!

Динамик молчал. Вадим Палыч в сердцах переключился на трубку:

- Ну! Так слышнее?

Голос Гертруды заставил Вадим Палыча вновь пережить состояние близкое к смещению сознания. Он некоторое время слушал выговор своей гражданской жены и затем стал торопливо и сбивчиво объяснять, что произошло недоразумение – словом, пересказывать то, что мы уже знаем, - но довольно сбивчиво и неубедительно, отчего, возможно, связь вскоре прервалась.Вадим Палыч погладил себя по голове, соображая, надо ему перезванивать или обождать до утра и решил, не без сомнений, что всё же лучше – не сейчас…«Ох уж эти бао-бабы…»Утром Вадим Палыч, однако, чувствовал себя достаточно хорошо, успел и душ принять, и кофе выпить, и вспоминал вчерашний день – именно как вчерашний: ну его, чего только не приключится. Да и ничего особенного, собственно - небольшая заморочка, не более того.Звонок в дверь, он открывает – на пороге свежезнакомая мадмуазель… Да, он сразу её вспомнил и подумал, что, видимо, вчера в вагоне что-нибудь обронил и вот теперь эта девочка, неизвестно как, правда, разыскавшая его (хотя сейчас для молодых-интернетных нет ничего невозможного), хочет ему вернуть… Жестом он пригласил её войти.- Итак, мадмуазель?- А вы разве не предложите мне раздеться?- У-уп, уп… пардон. Конечно, конечно.И уже в комнате, с насмешливой улыбочкой: дескать, те пустяки, которые для меня пустяки, для вас могут иметь значение… пока вы молоды.- Кофе я уже пил, но… если вам… Угодно меня поэкслуатровать?Короче, прозрачный намёк.- Вы меня не помните?- Отчего ж. Вчера мы вместе ехали в тамбуре и… тётку какую-то…- А ещё?- Как?.. Неужели это вы звонили вечером… насчёт племянника?..- Он ещё, на самом деле, ваш братец.И для Вадим Палыча девушка в электричке и звонившая по объявлению слились в одно лицо. Справедливости ради, заметим, что сегодняшнее соединение плоскостей общения произошло почти безболезненно. Вадим Палыч произнёс лишь «Хм». На что девушка поспешила отреагировать:- Нет-нет, вы загляните ещё раньше… на несколько годочков.Это уже попахивало мистикой (или шантаж?), но Вадим Палыч отчасти привык к подобным делам, постоянно общаясь с молодёжью, отчасти же он был слегка заинтригован… а любопытство порой способно подавить другие эмоции лучше всякого окрика-угрозы – такие, как раздражение, например, или негодование…И вот – да, представьте себе! – он вынужден был (а его принудили, по сути) вспомнить: эту девочку он, действительно, когда-то…О-о, бэм-бэм-бэм… Память иной раз способна прочиститься в долю секунды – решительно-положительно!Он знал эту девочку уже лет десять...Ему всегда казалось, что у таких красавиц не бывает проблем... ну, типа наличия обожателей-поклонников... н-да.Действительно, красивая... обаятельной красотой, тёплой, доступной как бы... в смысле притягивающей, а не цепенящей, заставляющей робеть... шаловливая, с рассыпчатым смехом дитя...Обратил он внимание на неё в парке, где присел на скамейку с выгнутой спинкой просмотреть газету. Стайка учениц-первоклашек кружилась неподалёку. Именно кружилась, именно как облачко весенних бабочек на солнцепёке. Порхали друг за дружкой, заливались, щебетали (хоть это на птичек больше похоже), проказили. Вдруг одна присела, закрыв ладошками личико, зарыдала отчаянно-противно, так что Вадим Палычу (а его уже и тогда величали по имени-отчеству многие) тут же захотелось вскочить и уйти подальше, настолько этот вопль не был похож на детский плач. Скорее - на каприз испорченной бабёнки. Подружки столпились вокруг неё, одни утещали, а кто-то выговаривал:- Вечно ты, Натка, представляешься! Ну нечаянно я тебя... Не нарочно же. Покажи! Покажи, чего закрываешь? Ничего там нету! Прикидчица!Одна же девчушка присела рядышком с обиженной Наткой, погладила её по голове, затем осторожно отняла её ладошки от лица и стала дуть в мокрые сожмуренные ресницы. Приговаривая:- Ветер-ветер-ветерок, высуши наши слёзки...Этой  утешительницей и была Верочкой.С того дня она стала попадаться Вадим Палычу на глаза (видимо, сознание, зафиксировав её однажды, стало выделять из...), не так чтобы очень часто, даже скорее - не очень, так как с каждой встречей она казалась ему взрослее прежнего. Однако эта её весёлость, благожелательная расположенность к жизни, непосредственность, чуткость... да, всё это угадывалось в чертах её милого лица, плавно-округлых жестах, приятно радующих слух интонациях отрочески-ломкого сопрано - в общем каком-то житейском контексте... Не должен, думалось ему, быть обделён такой вот солнечный человечек дружеским вниманием, удачей, любовью наконец. Уж так, думалось ему, что на роду у человечка записано: быть ему счастливым, интересно существовать, иметь любимых и быть любимой... Таким даже позавидовать удаётся без зависти... как-то вот так, и не выразишь точнее. Они, такие, предназначены напоминать окружающим, что не всё так плохо в этом мире, не надо, мол, отчаиваться, и тебе улыбнётся судьба... Банально, конечно. Но этакая истома в голове, этакая блаженность... что и в самом деле оглянется ушибленный человек, поднимет глаза к небу, вздохнёт освобождённо и скажет себе: ладно, повременим с выводами, есть ещё запас жизнелюбия.Однако вскоре он её позабыл, потому что переехал в другую часть города.И однажды – мы всё ещё говорим о прошлом - случилось вот что. Вадим Палыч сидел за столиком у кафе и чирикал в блокноте некоторые каракули, когда к нему подошла девочка-подросток и сказала:- Здравствуй.- Привет.- Мне сегодня исполнилось одиннадцать.- Поздравляю.- Ты возьмёшь меня замуж?Вадим Палыч посмотрел на девчушку, надул щёки и – само собой - согласился:- Возьму. Конечно. Лет этак через семь.- Хорошо. Ты не забудешь?- Ну… главное, чтоб ты не позабыла.- А тебе сколько?- Лет? Сорок два.- Склероза нет?Он рассмеялся:- Я не забуду, не волнуйся.- Верунчик! – позвала девочку мать. – За мной, шагом марш!- Ну, пока?- Покеда.- До встречи.- Будем надеяться.Вадим Палыч улыбнулся вслед. Она обернулась, звонко крикнула:- Так не забудь.- Ну что ты, как можно…И спохватился: «Верунчик? О Боже! Неужели?.. Вот те ра-аз…»И хотя такой разговор, прямо скажем, из ряда вон, но вот, подишь ты, состоялся – незатейливый и одновременно судьбоносный (надеюсь, не только политики вправе употреблять это словцо). И Вадим Палыч (чутьё порой изменяет даже самым талантливым педагогам) отнёсся к нему так, как, собственно, любой взрослый человек отнёсся бы к лепету ребёнка. Тем более мамаша девочки выглядела ещё ох как привлекательно. Так почему бы не попытаться – и пусть через дочку Верочку – произвести впечатление, а то и завести пикантное знакомство. Но… на нет и суда нет. Мамаша, знать, деловая и занятая дама, чтобы размениваться на случайные знакомства. А разговор-чик, что ж, он и есть разговор-чик. Кто и когда придавал значение необязательному, мимолётному общению. Впрочем… Вадим Палыч не числился в анахоретах, и студентки с его факультета, где он преподавал, нет-нет да и вводили его в мирской грех. Но это к слову. Что же касается продолжения с Верунчиком, то… вот вам и продолжение. И какое! Как это он вчера только не признал её – в электричке? П-фи! Не понятно!..Вадим Палыч смотрит на Веру, сидящую перед ним в кресле и, в свою очередь, разглядывающую стеллажи с книгами по истории и философии, и думает не то чтоб суетно и волнуясь, а с некоторым прохладно-враждебным недоумением застигнутого врасплох человека, наподобии: она что, не знает, кто я такой, не знает, что я таких… но, собственно, чего это мы, Вадим Палыч, ударились в догадки, ты же этих девчонок насквозь видишь. Давай просто спросим и послушаем, а потом вытурим взашей. То, что имело место в прошлом, не обязательно в настоящем. Категорично? Пусть! Вы, новое поколение, такие раскрепощённые, право, но и мы ещё тоже, знаете ли… Нет, он бы её выгнал уже давно… хотя бы за столь продолжительное (невежливое?) молчание, но… перед ним действительно та женская порода, которая нравится ему всего больше… приятный ненавязчивый и не кокетливый взгляд серых глаз, улыбчивый рот, изящный овал лица…- Итак, чем могу?..- Я насчёт замужества.- ?То бишь сказать, похоже, нам, Вадим Палыч, нечего – на вскидку, по крайней мере? Вот вы сидели друг против друга и, оказывается, думали об одном и том же… Или всё же не совсем о том?- У меня завтра свадьба.- А-а… понял.«Слава те Господи! О том… о том, да не совсем. Хоть это успокаивает».- Ну а я, извините, при чём?- Но именно сегодня… нет, вчера, когда мы с вами тётю в вагоне поднимали, я вспомнила… - и потупив взор: - Ты обещал на мне жениться.«Так-так!..» - Вадим Палыч откидывается на спинку кресла. – «А больше вам ничего не надо?.. уж сразу, до кучи».Его молчание расцениватеся следующим образом:- Это хорошо: с памятью у тебя всё в порядке.«Пресечь это панибратство, понимаешь! Немедленно! И выгнать!..» Вместо этого спрашивает:- Хорошо? Ты сказала: хорошо? Чего же хорошего-то?.. А как же свадьба? Завтра, ты сказала.- Теперь это меня не волнует. Разве что моего жениха…И здесь - вообразите себе такую картинку - в квартиру входит мать Вадим Палыча, Марья Васильевна, женщина уже пожилая, но из тех, кто до самой старости выглядит барственно, вследствие природной осанки, язвительного ума и умения себя держать при любых невзгодах и обстоятельствах… Нет, конечно, ничего особенного – не в первый раз она застаёт своего великовозрастного сына в обществе студенток, которые являются сдать зачёт или хотя бы договориться о поблажках. Просто на этот раз Вадим Палыч смущён и это Марья Васильевна замечает. А помимо этого вскоре звонит Гертруда и Марья Васильевна о чём-то с ней долго и обстоятельно беседует, и Вадим Палыч понимает, что обсуждают его, потому как мелькают такие обороты: «завихрение в мозгах», «очередная блажь», «выволочка», «он у нас запоёт» и т.д.- О чём это я запою? – интересуется он как бы между прочим, когда спроваживает наконец Верочку за дверь.- А то я не слышу, о чём вы тут воркуете!- Мамуль, ты что, в своём уме?- Я-то в своём, а вот ты… На старости лет хвостом крутить!. Одна тебя бросила, вторую ты сам хочешь отшить… А эта вертихвостка молоденькая!.. Нужен ты ей, как же! Сдаст свои экзамены и прощевайте? А ты опять останешься один? Мне уж скоро в гроб ложиться, а ты мне тут преподносишь… очередной подарок?- Да вы в самом деле чокнулись, маманя. С Гертрудой заодно.- А вот это ты расскажешь ей лично.Вадим Палыч развернулся и ушёл в свою комнату. А вскоре пришла и Гертруда. Приличная бабёнка, но уж очень суматошная… так что как-то и нет охоты присутствовать при выяснении… и, пожалуй, тут мы с вами перескочим на несколько дней вперёд… Ну да, к более существенному, поскольку ну что может происходить между мужчиной и женщиной, чего мы не знаем? Тем более, с женой, хоть и гражданской.И всё же почему, почему? – некоторым ещё не надоели сцены ревности и прочие акссесуары семейной жизни. Ну, хорошо, уступим слегка. Во-первых, должна же остаться некая тайна, которая будет держать в напряжении ваше внимание. Во-вторых, искушённому читателю не обязательно излагать общеизвестные прописи, он и без нас сам-сусам… В-третьих, совсем уж искушённый… Кроме того, мы ведь заняты не трактатом, где последовательность мотивировок непреложно обязательна. То есть надо же оставить место для экспромта. Вдруг мы и сами не знаем…И вот сидит наш Вадим Палыч уже в знакомом нам кафе и выясняет отношения (опять выяснения и куда от них деться?) с Верочкиной мамашей, Жанной Викторовной (хотя сказать мамаша - чересчур сильно: молодая ещё женщина, да вы, наверно, помните: она как-то мелькнула у нас перед глазами):- Зачем вам эта соплюшка, дорогой вы наш проф-фэсор?.. К тому же, у неё жених… из новых… В финансовом плане вряд ли вам потягаться с ним.- А если это мой шанс?- Да ну, какой шанс, бросьте. Вы хоть и профессор, но содержать эту взбалмошную особу вам не по карману, поверьте. Вам больше подошла бы я. Мне тридцать семь. И я уже давно перебесилась. К тому же самостоятельна… в том самом отношении.- Вы себя предлагаете – всерьёз?- А почему бы нет? Я свободна.- Не есть ли это манёвр? Защитить таким образом свою дочь? А потом – до свидания? После скандала?- Вы торгуетесь?- Почему бы и нет? Мы взрослые люди, Жанна Викторовна. Верунчик мне больше по сердцу.- Больше? Значит, выбор налицо. Вы её не любите. Так.- Ошибаетесь. Я от неё без ума. Хотя и, в силу своего возраста, не чураюсь практических соображений. Её неиспорченность – залог моего счастья. Пусть недолгого, но…- Ну, как вы тут, договорились? – это, разумеется, за столик подсаживается Вера.- Не совсем, - раздумчиво произносит Жанна Викторовна.И буквально в слудующую минуту:- День добрый!А вот это для Вадим Палыча поворот, похоже, опять неожиданный: к столику подходит молодой человек. Вадим Палыч с тревогой смотрит на Верочку, но мы пока не знаем, какой именно немой вопрос мелькает в его глазах (помните, мы пропустили пару эпизодов – последние несколько минут разговора Вадим Палыча с Верой и затем – с Гертрудой)), да и Вера также слегка растеряна. Или нет, не растерянна?- Познакомьтесь, – берёт инициативу в свои холёные ручки Жанна Викторовна. - Вадим Палыч. Сергей. Верунчика ты знаешь - всё ж таки твоя невеста. Пока что.Сергей протягивает руку и как бы зависает… ну то есть спохватывается и глядит на Жанну Викторовну: что, мол, значит ваше пока что?Вадим Палыч пожимает крепкую ладонь атлета, при этом думает: «Футболист или каратист?» Рассматривает скуластое симпатичное лицо, встречается со спокойными глазами.- Вы спортсмен?- Шахматы.«Уже легче», - и Вадим Палыч переводит взгляд на Веру, говорит:- Логика и натиск импонировали мне всегда.- Мне тоже.- Вы о чём? – спрашивает Сергей.- О свадьбе, - поясняет Жанна Викторовна.- Да? Надеюсь, о нашей с тобой? – поворот головы в сторону Веры.- Уже нет, - деланно вздыхает Жанна Викторовна.- То есть?- Семь лет назад они, видишь ли, заключили договор, - Жанна Викторовна произносит это таким тоном, что понять в точности её интонацию невозможно. - Договор очень оригинальный – пожениться.Сергей слегка приоткрывает рот и, похоже на то, подсчитывает в уме:- Семь лет назад? Ты серьёзно? Или опять фокусы? – спрашивает молодой человек, но смотрит не на невесту, а на Вадим Палыча с надеждой, что хотя бы он улыбнётся, затем заметным усилием смещает своё внимание на Веру: -серьёзно?..Вадим Палыч наблюдает за мизансценой и лихорадочно размышляет: чем может закончиться сия «шахматная» партия? Отвечает за всех, так как вопрос Сергея выносился как бы к широкой общественности:- Поглядим – увидим.- Вы с ума сошли – оба?!Сергей неожиданно хватает Вадим Палыча за галстук левой рукой, а правую заносит… Верочка тут же цепляется и виснет на руке шахматиста. Жанна Викторовна  (надо полагать, нечаянно) выплёскивает на сцепившихся свой бокал вина… Отлетают стулья, переворачивается стол, визг, гвалт… Вера кричит:- Стойте, стойте, я вам всё расскажу! Я вас обманула!Помаленьку всё успокоилось, все рассаживаются, как прежде. Вадим Палыч поправляет галстук, смахивает с лацкана пиджака капли белого – и то слава Богу – вина, делает знак официантам: всё нормально – всего лишь недоразумение. Сергей же продолжает катать желваки на своих кр