Дайвинг - "Экстрим - это психотерапия".
– Говорят,
вас Макаревич утащил на глубину?
– Я сама напросилась заняться дайвингом. Я
давно этого хотела, но сначала у меня возможности не было, а когда
она появилась, Андрей был уже известным дайвером и согласился быть
моим проводником. Я, естественно, изображала из себя очень умелого
ныряльщика, козыряла тем, что выросла на Черном море, плавала уже с
аквалангом, и с задержкой дыхания у меня нормально. Так что для меня
это естественный процесс, и ничего экстремального здесь, честно
говоря, нет. Я ныряю, потому что я южная, морская девушка…
– Практически русалка…
– Практически да. Так вот, я занимаюсь дайвингом
не потому, что хочу испытать что-то экстремальное. Я этим изначально
занималась, на этом росла, читала про Кусто. Все мои познания по
естествознанию именно оттуда. Я чувствовала себя натуралистом,
исследователем, путешественником. Жюль Верн в детстве был до дырок
зачитан. А сейчас это очень обогащает жизнь и творчество.
– Но в вашем творчестве я не нашла следов дайверства.
– Я же не акын – что вижу, то пою. Это совсем другое.
– Ну, все-таки воспевание свободной стихии…
– Вы знаете, я никогда не воспеваю ни стихию, ни Родину, да и про
любовь очень завуалированно рассказываю. Если человек начинает о
своих чувствах кричать, то стоит усомниться в их подлинности.
– И как же погружение влияет на ваше творчество?
– Во-первых, дайвинг сильно влияет на
чувства, происходит такой up-grade. У тебя абсолютно обновляется все
восприятие, словно всякая ерунда вымывается, и такое дает только
океан.
– А море?
– Море не так, а океан я чувствую как какую-то плазму, пра-материю,
праматерь Мира.
– То есть вы как бы рождаетесь заново?
– Да. Когда мы были в Южной Африке, там были такие реально
экстремальные погодные условия, и я сдуру (поскольку у нас было
лето, а там была зима) не взяла теплую одежду. Я постоянно мерзла,
постоянно мне кто-то что-то давал, то носки, то теплый свитер. Под
ледяным ветром мы выныривали все синие, продрогшие. И в результате
все мужики заболели, а я не то, чтобы не заболела, наоборот, я еще
года полтора не болела вообще. У меня произошел какой-то всплеск
иммунитета.
Я считаю, что хотя бы раз в год это надо сделать. Безусловно, если
много и часто, то будет перебор, мы как-то уже оторвались от водной
стихии. Кроме того, женщину не сильно украшают перегрузки,
выныриваешь оттуда цвета спелого баклажана. Я стараюсь ничем
не злоупотреблять.
– А какие экстремальные вещи подходят к женщине?
– Это все зависит от того, на что женщина способна. Ведь что такое
экстрим? Это доказательство того, на что ты способен, самому себе.
Это борьба с самим собой, со страхами, комплексами. Вторая
составляющая жажды экстрима – это расширение горизонта. А я себе уже
все доказала. Хотя… в жизни бывают стрессовые ситуации, когда нужно
быстро принимать решения, вот тогда я считаю, что нужно совершить
экстремальный поступок, например, прыгнуть с парашюта, с тарзанки.
Вот если ты это делаешь, то переступаешь свой реальный, а не
надуманный страх. И тогда отчетливо видишь, что точно так же легко
можно переступить и придуманные страхи, потому что чаще всего наши
проблемы гипотетические, виртуальные, вроде «а вдруг».
– То есть для вас экстрим – это терапия?
– Да. Это абсолютно точно.
– Или вы просто экономите на психоаналитиках?
– Я считаю, что психоаналитики вообще работают для людей, которые не
в состоянии сказать себе правду либо у которых нет друзей. По-моему,
человек сам себе лучший психоаналитик.
– Насчет дайверских болезней, вас Бог миловал?
– Меня Бог миловал. Дело в том, что в дайвинге в
большинстве случаев люди получают травмы, потому что не хотят в
первый раз показаться «чайниками», торопятся, не продувают уши как
следует. А барабанные перепонки – они ведь тоже требуют тренировки.
– Вас подводная охота не манила?
– Я дайвер мирный и считаю, что если уж вторгаешься на чужую
территорию, то и веди себя корректно. Но вообще когда плыла на
глубине и видела какую-то рыбу, меня посещало желание прямо зубами
вцепиться в нее.
– Может, в
организме чего не хватает? Фосфора, например.
– Да нет, кормили нас очень хорошо. Обычно мы ныряли в таких местах,
где запрещены охота и рыбная ловля, и хотелось потому, что нельзя.
– Мурен гладили…
– Гладила. У меня есть фотография с огромной муреной, которую я
держу в объятиях. С муренами, безусловно, весело, но глаза ее
интеллектом не блещут, что ей придет на ум в следующую секунду,
никто не знает, и есть такие случаи, когда вроде бы прикормленные
мурены бросаются на людей.
– То есть никакого экстрима вы под водой не нашли?
– Нет, экстрим в дайвинге безусловно есть,
потому что я ныряла на глубину больше 40 м, обследовала в Австралии
затонувший корабль. Я доверяю морю, а вот к океану нельзя
панибратски относиться, это не водохранилище в Подмосковье. Это
реальная мощь, там бывают течения, которые самых опытных дайверов
выбрасывали с большой глубины… Вот еще с акулами мы плавали. В
первое мое погружение я увидела очень большую акулу, она внезапно
появилась из-за скалы, но кроме восторга я ничего больше не
испытала, если честно признаться.
– Оттого что она красивая?
– И красивая, и вообще я так ждала с ней встречи.
– Какие ближайшие дайверские планы?
– Хочу научиться так называемому фри-дайвингу, чтобы нырять без
акваланга, на задержке дыхания, это и сложнее, и интереснее.
– Как выбираете оборудование?
– Долго подбирала оборудование своего размера, чтобы костюмчик сидел
как влитой, это самое главное, иначе будет холодно, я и так
мерзлячая. Когда я только начинала, я брала в прокат, и это было
просто невыносимо. Ровно через пять минут зубы уже стучат, и я
ничего не понимаю от холода. На голову я теперь надеваю шапочку а-ля
«ниндзя». И носки, и ботинки – все- все должно быть. Даже в теплом
море час на глубине – это очень холодно.
– А еще какими-нибудь видами спорта или экстрима занимаетесь?
– Еще я бы прыгнула с какой-нибудь высокой башни, типа тарзанки,
только повыше. Альпинизм был бы интересен. А вот парашют вызывает у
меня какие-то сомнения в его целесообразности. На реактивных
самолетах меня как-то раз посадили за руль – так мне чуть плохо не
стало. Тогда я сама себя переборола и выполнила какую-то фигуру
высшего пилотажа, но охоту к полетам у меня надолго отбили.
Наверное, я не птица, а все же рыба. Вот горные лыжи – это супер. Но
лыжи не экстрим.
– Получается,
то, что дается вам легко, – это не экстрим, а то, что трудно, – это
он и есть.
– Ну, в общем, да. Может быть, мотоцикл – это экстрим, потому что он
тяжелый.
– Джип тяжелее.
– Джип сам стоит, а мотоцикл надо удерживать, а у меня слабые руки.
У меня однажды так получилось, на мотоцикле небольшом, он газанул и
уехал без меня. Еще я в детстве очень хотела велосипед, а мне
родители его не покупали по той причине, что я была склонна к
экстриму… Тем не менее, мне кажется, что после рождения второго
ребенка такая дурость бесшабашная у меня слегка прошла…Это абсолютно
инстинктивно произошло. Потому что когда я была совсем юная, у меня
все было наоборот. Кстати, когда человек не боится, он и не падает.
Я не хочу сказать, что я вообще не боялась, но как-то уверенно мы
лазали по балконам, на шестом этаже, из одной квартиры во вторую, и
даже не приходило в голову, что что-то может быть не так. А сейчас
я, конечно, не полезу. Во всяком случае, какую-нибудь веревочку
привешу. Я вот вчера каталась на коньках, а мысли у меня: «главное –
коленку не расквасить, потому что скоро съемки». И только я об этом
подумала, как сразу поняла: если ты чего-то боишься, то обязательно
на это же и попадешь, потому что появляется неуверенность.
– Почему в России стал так популярен экстрим, мы что, стали
слишком спокойно жить?
– Ну, во-первых, у нас не было такой индустрии. А во-вторых, это
модно, каждый уважающий себя мужчина теперь обязан быть экстремалом
и хвалиться этим перед девушками, это теперь такие рассказы о
«крутизне».
–
И в них столько же правды, сколько в историях рыбаков?
– Точно.
– Наверное, сейчас даже неприлично ничем таким не заниматься?
– Это ведь
развлечение, у взрослых людей игрушек не так уж много. Взрослые
игрушки приносят радость только на короткий период, ты очень
хочешь-хочешь, а потом – бац, ты купил, до вечера радуешься, а утром
как будто бы ничего и не было. Мы же ведь не вырастаем. Хочется как
в детстве – бегали, играли в индейцев, и это было забавно, страшно,
интересно. Людям нужны такие ощущения, приключения. |